Урфин Джюс одежду голубую
Не носил, облюбовал зеленый цвет,
Зеленый цвет.
Не жевал, всегда носил зеленый,
И никто не понял, что случилось с ним,
Случилось с ним.
Ну, почему, почему, почему
Был Урфин Джюс в зеленом?
А потому, потому, потому,
Что был он обозленный.
В мельканье дней, челюстей и людей
Он стать другим решился,
Чтобы скорей без содействия фей
Тщеславный план свершился.
Все жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
Жуют, жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
А он их терпит.
Все жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
Жуют, жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
А он ворчит.
В том селе, как все, пахал он тоже
Каждый день, но уникальным все же был,
Все же был.
Он мечтал о роскоши и власти,
Так хотел удрать от этих бубенцов
И огурцов.
Мы порой себя постичь не можем
И другим попутно причиняем вред,
Огромный вред.
И когда добро в душе восходит,
Мы грустим по поводу ушедших лет,
Ушедших лет.
Не носил, облюбовал зеленый цвет,
Зеленый цвет.
Не жевал, всегда носил зеленый,
И никто не понял, что случилось с ним,
Случилось с ним.
Ну, почему, почему, почему
Был Урфин Джюс в зеленом?
А потому, потому, потому,
Что был он обозленный.
В мельканье дней, челюстей и людей
Он стать другим решился,
Чтобы скорей без содействия фей
Тщеславный план свершился.
Все жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
Жуют, жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
А он их терпит.
Все жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
Жуют, жуют, жуют, жуют, жуют, жуют,
А он ворчит.
В том селе, как все, пахал он тоже
Каждый день, но уникальным все же был,
Все же был.
Он мечтал о роскоши и власти,
Так хотел удрать от этих бубенцов
И огурцов.
Мы порой себя постичь не можем
И другим попутно причиняем вред,
Огромный вред.
И когда добро в душе восходит,
Мы грустим по поводу ушедших лет,
Ушедших лет.